12 июля 1941 года вместе с несколькими тысячами других мужчин забрали и моего мужа. Велико было мое горе. Но я видела, что оно — частица общенародного горя.

Бороться, мстить немцам — вот единственное желание, которое пронизало мое существо и жгло мою кровь.

Немцы потребовали колоссальную контрибуцию: один миллион рублей, несколько килограммов золота и серебра и т. д. Все это надо было доставить в течение двух суток, в противном случае они грозились сжечь еврейский район и уничтожить все еврейское население.

Можно себе представить, как трудно было выполнить это грабительское распоряжение. Были случаи, когда в еврейскую общину приходили поляки, приносили золотые вещи и говорили: ”Возьмите от нас, спасите еврейское население, ваших и наших братьев”. Вообще, надо сказать, что в эти тяжелые дни ярко проявилась дружба польского и еврейского народов. Конечно, немцам удалось организовать некоторых польских подонков и натравить их на беззащитных и преследуемых евреев. Но лучшая часть польской интеллигенции, честные люди народа, чем могли — помогали нам.

Когда была собрана контрибуция, вышло новое распоряжение: все евреи должны перейти в гетто. На каждого человека, согласно распоряжению, приходилось 3 метра, но на самом деле эта жилищная ”норма” была еще меньше; в маленьких комнатушках ютились по две и более семьи. Вещи надо было переносить на себе: немцы запрещали полякам оказывать какую бы то ни было помощь. Конечно, многие с этим не считались и давали евреям подводы. Мне тоже поляки дали подводу, кроме того, я несла в руках большой узел.

Ко мне подошла совершенно незнакомая польская женщина и предложила понести узел; в эти дни было немало случаев, когда немецкие солдаты и местные хулиганы вырывали из рук евреев вещи.

1 августа евреи Белостока были заперты в гетто.

Гетто — это тюрьма; нет, тюрьма — это слишком слабое определение. Гетто — это голод, это унизительный гнет, это расстрелы, виселицы, массовые убийства.

Люди были во власти полного произвола. Гестаповцы входили в дома, когда хотели, они забирали все, что им только нравилось.

На воротах гетто висело объявление, что вносить продукты нельзя. За обнаружение любого, хотя бы самого незначительного количества продуктов — расстрел.

Стали людей отбирать на работу. Отобранным выдавали справку, в которой указывалось, по каким улицам им разрешается хождение. Тех, кого встречали на улицах, не указанных и не перечисленных в удостоверениях, арестовывали и расстреливали.

Евреям разрешалось ходить только по мостовой. Я сама знаю случаи, когда жестоко избивали людей только за то, что они при проезде автомобилей, отстраняясь от машины, ставили ногу на тротуар.

Но все злодеяния немцев не могли уничтожить боевой дух человека, его любовь к свободе.

Несмотря на страшный террор, в декабре 1941 года организовалась антифашистская организация. Большую роль в ней играли польские товарищи — Тадеуш Якубовский, Нюра Черняковская и некоторые другие. Я была секретарем Комитета.

Мне надо было получить возможность выходить из гетто, чтобы поддерживать связь с польскими и белорусскими товарищами. Через одного знакомого мне удалось получить место уборщицы на фабрике.

Огромную работу проводил Комитет в условиях нечеловеческого террора и жесточайших преследований. Гетто неуклонно верило в победу Красной Армии. Преклонимся перед величием духа этих людей!

В гетто хорошо была налажена радиосвязь; почти ежедневно слушались сводки Совинформбюро и английские сводки.

Внук старушки Брамзон работал радиомехаником в немецком ”Шлоссе”.

Он принимал сводки на немецком языке, удавалось ему слушать и английские передачи. Вечерами, едва только юноша появлялся, к нему домой приходила не только молодежь, но и самые обыкновенные пожилые евреи. И надо было видеть, с каким напряженным вниманием следили люди за картой, бог весть как сохранившейся в этом аду, с какой радостью и восхищением отмечали они освобожденные от немецких извергов города! Внук Брамзон был далеко не единственным и не главным источником нашей радиоинформации.

У нас был свой радиоинформатор, товарищ Сальман, который имеет большие заслуги перед антифашистской организацией.

В гетто у него погибли жена и сын; всю жизнь он отдал борьбе с немецкими людоедами.

Товарищ Сальман знал несколько языков и стенографию. Это ему очень помогало. Он работал в необыкновенно трудных условиях. Только беспредельная самоотверженность и железная воля бойца помогали ему преодолеть все.

Радио находилось в яме под землей, где едва-едва мог уместиться один человек; писать приходилось на коленях. Зимой, при сильных морозах, это было дьявольски тяжело, но товарищ Сальман ни на один день не оставлял своего поста.

Надо вспомнить также братьев Кожец (позже партизан отряда ”26 лет Октября”), на квартире у которых долгое время хранился наш радиоаппарат.

Благодаря нашим самоотверженным радиоинформаторам, мы вели усиленную пропаганду, почти ежедневно выпуская сводки Совинформбюро и английских радиопередач.

Мы издали речи товарища Сталина, широко распространили материал о Треблинке, об Освенциме. Через надежных людей мы получили и распространили широкий материал о Варшаве.

”Техникой” нам служили пишущие машинки и гектографы: с этим дело обстояло неплохо.

В нашей организации состояла одна женщина, инженер-химик Муся Давидзон. Она работала в химической лаборатории той же фабрики, где я работала уборщицей. Она помогала в этом деле. Кроме того, я связалась с одним мастером-евреем, и с его помощью мне удалось забрать с фабрики гектограф. Я положила его в сумку, а сверху густо наложила кусочки дерева. Такое ”топливо” разрешалось приносить в гетто.

Кроме того, много материалов наши товарищи, работавшие на немецких фабриках, печатали на пишущих машинках.

Душой нашей ”техники” были Фрида Фел, Соня Ружевская, Квета Лякс. Позже они все погибли от немецкой руки...

Вся моя семья погибла в ноябре 1942 года. Сначала вывезли моих родных сестер с мужьями, потом других родных. Брата сначала оставили, а забрали его жену с ребенком, потом через три недели его тоже вывезли. Я осталась совсем одна.

Жители г. Белостока знали, что их ожидает. Ни у кого больше не было никаких иллюзий. Массовое уничтожение и истребление евреев были неопровержимыми фактами, но никто не хотел погибнуть без боя.

Каждый из нас знал, что сила врага несравнима с нашей, что враг вооружен до зубов, что бороться придется насмерть, но мы твердо решили без боя не отступать.

На квартирах Велвла Мессера, Берко Савицкого и других неоднократно происходили совещания антифашистов, на которых мы бурно обсуждали свои текущие дела и задачи.

С ведома и согласия организации, нашими людьми было проведено много актов саботажа на текстильных фабриках, на электростанциях, железной дороге, в железнодорожных мастерских станций Лапы, Старосельцы и др.

Изобретательность наших товарищей в борьбе с немцами была поистине неистощимой.

Так, Аня Лисковская пробралась на кухню СС и подбросила яд в котел. 50 немцев были отравлены, и мы справедливо это тоже отнесли в актив нашей организации!

У нас была установлена связь с партизанским движением. Связь была через группу советских военнопленных, которая бежала в лес и организовала партизанскую группу Мишки Сибиряка. Он трагически погиб потом. Он пошел в город на совещание, немцы узнали об этом и окружили дом. Мишка выскочил в окно, но его тяжело ранило. Один поляк укрыл его у себя, но позже он все-таки попал в лапы гестапо и погиб.

Разведочная работа нашей антифашистской организации помогала партизанскому движению, а после через партизанский штаб братьев Калиновских мы передавали ценные материалы в штаб Красной Армии. Отличными разведчиками были Аксенович, Лярек, Лейтиш и др. Чудеса отваги и бесстрашия проявили еврейские девушки — Мариля Ружицкая, Аня Руд, Лиза Чапник, Хайка Гроссман [33] , Хася Белицкая [34] , Броня Винницкая [35] .